gcbestru

1. Книгу Дерево В Центре Кабула Читать
2. Книгу Дерево В Центре Кабула Купить
3. Книгу Дерево В Центре Кабула Скачать

Редчайший случай для Кабула! И только купол Голубой мечети в центре города. Пресловутое «Дерево в центре Кабула». Необременительный остракизм. Еще один макулатурный роман. «Уровень художественного воплощения образа Волкова не выдерживает критики и губит книгу об афганской революции». Критик предполагает, что все «обмороки» героя и лирические отступления повествователя связаны с тем, что, «по-видимому, ему (автору.— Л.Д.) не хватало афганского материала, и поэтому он решил дотягивать за счет воспоминаний». Александр Проханов. Эта книга - сон, приснившийся участнику Афганской войны, разведчику Белосельцеву. Засады на караванных маршрутах. Бои в кишлаках и мечетях. Мятежи в городах и селеньях. «Загадочная русская душа», оказавшаяся в центре «загадочной Азии». Эта книга - храм, где на фресках изображены герои спецназа и рыцари десантно-штурмовых батальонов, горные стрелки Панджшера и водители горящих «наливников» Саланга, летчики бесстрашных «вертушек» и хирурги окровавленных лазаретов. Эта книга - о загадке человеческого бытия, которую разгадывает офицер разведки Белосельцев. В центре сборника «Иду в путь мой. В 1972 Проханов издал очерковую книгу.

Из книги Захара Прилепина ' Александр Андреевич Проханов родился 26 февраля 1938 г. В 1960-м окончил Московский авиационный институт. После нескольких лет работы инженером НИИ резко сменил вид деятельности и стал лесничим в Карелии.

В качестве корреспондента «Правды» и «Литературной газеты» десятки раз бывал в «горячих точках» на всех континентах, в том числе в Афганистане (восемнадцать раз), Никарагуа, Камбодже, Анголе и т. С 1989 по 1991 гг. Возглавлял журнал «Советская литература». В декабре 1990-го создал газету «День». В сентябре 1993 г.

Выступил в своей газете против государственного переворота и поддержал законно избранный Верховный Совет. После танкового расстрела парламента газета «День» был запрещена Министерством юстиции. В ноябре 1993 г. Зарегистрировал новую газету «Завтра» и стал ее главным редактором. Автор двадцати трех романов, среди которых «Кочующая роза» (1976), «Вечный город» (1981), «Последний солдат Империи» (1993), «Дворец» (1994), «Господин Гексоген» (2001), «Надпись» (2005), «Холм» (2008). Награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», Боевого Красного Знамени, Красной Звезды; золотой медалью им. А.Фадеева, медалью «Защитнику Приднестровья».

Лауреат премий им. К.Федина, Ленинского комсомола, Министерства обороны СССР, журналов «Знамя», «Наш современник», международной Шолоховской премии, премий «Честь имею» и «Национальный бестселлер» (2002). Проза Проханова — одно из самых главных моих личных потрясений. Не только литературных, но — духовных, судьбоносных. История знакомства с его книгами запомнилась мне в самых малых деталях — и все эти детали дороги и важны. Я помню запах страниц, помню вес каждой книги в моей ладони, помню шрифты и обложки.

Так всю жизнь помнятся навек очаровавшие тебя минуты детства, или минуты товарищества, или минуты любви. Первая книжка Проханова попала мне в руки в магазине «Букинист» в самые махровые девяностые годы. То были времена, о которых иные современные читатели Проханова и не догадываются — романы его в течение почти десяти лет можно было раздобыть разве что в редакции газеты «Завтра» — в книжные магазины они не допускались ни под каким видом.

«Майн Кампф» было найти куда проще. И вот, разрывая букинистические завалы, я обнаружил книгу «Горящие сады», 1984 года издания. Там было три про-хановских романа: в последние годы их не раз переиздавали, нынче они вошли в семикнижие о разведчике Белосельцеве, уже под другими названиями и переработанные.

Но в тот давний (осенний, замечу к слову) день это была радостная находка, редкая. Найденную в «Букинисте» книгу я начал читать с некоторым предубеждением: ну не может быть в мире хорошего писателя, вовсе мне не известного, о котором в университетах не говорят и в журналах не поминают. Не помню уже, на какой странице одного из романов я вдруг остановился и сообщил своей любимой женщине: «Ты не представляешь, но это просто замечательно Надо же » С тех пор каждый раз, когда я находил еще одну книжку Проханова — на развалах, у знакомых, еще где-то, — это был праздник. Когда книжки Проханова приходили ко мне по почте, я рвал упаковки прямо в помещении почтамта и выходил на улицу, уже начиная читать первые строки.

А потом, в начале «нулевых», жахнул, грохнул и полыхнул «Господин Гексоген» — взявший с боем «Нацбест», стремительно проданный тиражом в сто тысяч экземпляров (и продающийся до сих пор), — и началась новая история. Проханов стал, что греха таить, звездой: такой лохматой, грузной, с пышной гривой, обдающей то холодом, то жаром. Он, безусловно, заслужил этот жирный, отекающий маслом, громокипящий кусок славы. — В свое время СССР переживал книжный бум. Читали много и вдумчиво.

И вот говорят, что книжный бум вернулся. Это все тот же книжный бум, с теми же признаками? Или два разных процесса? — Мне трудно судить. Каждое явление, как, скажем, интерес к книге как таковой, описывается тысячами параметров, а я не обладаю и двумя.

Советский книжный бум имел под собой серьезные, глубокие идеологические обоснования, потому что на страницах толстых журналов и книг выстраивались неофициальные нонконформистские идеологии, системы ценностей. Поэтому интерес к книге был по существу интересом альтернативного общества, развивавшегося быстрее, чем советские нормативы. Общество развивалось через толстые журналы и книги, где происходила схватка идеологий. В этих схватках вырабатывалась синтетическая идеология — живой, интенсивный, захватывающий процесс.

Все интеллигенты, особенно технические интеллигенты, жадно читали книги. Читать книги считалось престижным, модным. Но книги были еще и товаром, достаточно красивым. При избытке денег книги покупали, как покупали фортепиано, как покупали мясо.

Поэтому холодильники были забиты колбасами, консервами и окороками — при пустых полках в магазинах, а шкафы и стеллажи наполнены книгами, которые зачастую не разрезались и не читались. Два эти процесса были связаны друг с другом, и каждый из них хорош сам по себе. К книге относились как к фетишу, как к чему-то, что может украсить комнату. Это была страна, где царила религия чтения. Религия книги. Сегодня я даже боюсь описать ситуацию. После 90-го года я пережил период катакомбный.

Был выдавлен из культуры, был выдавлен с книжных полок. Я думал, что я уже больше никогда не вернусь, как писатель, в культуру. Я обрек себя, как мне казалось, на закрытое, дремотное одиночество. Потом произошло некое загадочное чудо, которое вернуло меня в книжный процесс. Я стал оглядываться, пытаясь понять, что происходит.

И убедился, что круг читающих людей все-таки сузился. Книжный фетишизм исчез, люди перестали молиться на книгу. Она стала предметом развлечения, отсюда вся «развальная» литература — это целая индустрия, такого не было в Советском Союзе. Все книги, шедшие тогда через монопольное государственное книгоиздательство, выполняли какую-либо педагогическую задачу. А сейчас основные потоки книжные — развлечение, убиение времени. При этом существует достаточно тонкий слой публики, которые по-прежнему жадно читают книги.

Правда, несколько иначе, чем читали в советские времена. Этот слой эстетизирован — те советские слои были идеологизированы.

Они искали в книгах идеологии и были достаточно индифферентны ко всевозможным эстетикам. Им важны были идеи, им важны были схватки. А сегодня книжные гурманы упиваются словом, они сладострастники стиля. Каков спрос — таково и предложение.

Язык современных писателей очень рафинирован. И все разговоры об упадке русского языка мне кажутся несправедливыми.

Конечно, язык уличный, язык депутатов и чиновников — ужасен, но язык прозы — многообразный, изысканный. Говорить о книжном буме вот в этой сфере — преждевременно. Обладателей эстетического сенсорного чувства мало, но и книг такого рода немного. Но при этом книжных изданий просто бесконечное множество. Магазины забиты книгами, издатели предполагают скорый обвал книжного рынка.

Главная передача, полуоси * 11. Opel omega 2.2 инструкция по эксплуатации и эксплуатации. Подвеска и рулевое управление * 13. Тормозная система * 12. Коробки передач * 10.

В этом обвале погибнут, видимо, и драгоценности, но и всевозможный сор будет погребен. — В одном из интервью вы сравнили себя, как писателя, с Эдуардом Лимоновым. — Нет, я совершенно не сопоставляю себя с Лимоновым. В какой-то степени у нас похожа судьба, это правда. Мы оба оказались в удушающей катакомбной атмосфере после 90-го года.

Оба были политизированы, и наши политические взгляды были схожи. Мы были оппозиционерами, причем левого толка. Два «левых» художника, да еще и гонимые, уже имеют некую потребность друг в друге. Мы встречались, мы общались, но никогда не были близки.

И это обеспечивало наше сотрудничество. Потому что слишком близкая дистанция предполагает конфликты, ссоры, разрывы. Что касается методик.

Я понимаю задачу Лимонова, у меня в свое время тоже был подобный подход, я из него вырывался и, может быть, с опозданием вырвался. Лимонов делает моделью своего творчества себя самого. Он — в центре своих повествований. Он является и героем, и прототипом, и судией, и хором.

В этом его, с одной стороны, и красота, но в этом и ущербность — потому что творческие потенции обгоняют реальную судьбу. И описав себя в какой-либо коллизии, он, чтобы не повторяться, вынужден менять эту коллизию. Он сам форсирует свою судьбу, чтобы обновить взгляд художника на себя как на модель. Он вынужден фабриковать свою судьбу, свою жизнь, свой контекст. — Когда вы говорите, что пережили время, когда моделью для вашего творчества были вы сами, что имеется в виду? Роман «Кочующая роза», сборник «Иду в путь мой», повесть «Их дерево»? — Пожалуй, нет.

Я говорю о геополитических своих романах, в которых всегда действовал один и тот же герой, альтер эго: «Последний солдат Империи», «Красно-коричневый», «Сон о Кабуле», «Африканист» — Вы называете романы из вашего семикнижия о гибели СССР, посвященные путчу, расстрелу Белого дома, неудавшемуся перевороту Рохлина — Да, это семикнижие красного завета. Там я вынужден был сканировать действительность, подвергать себя всевозможным рискам, почти механически встраиваться в политические процедуры.

И это, повторяю, мучительно. Потому что экспрессия большая, энергии много, а ты сам гораздо статичнее. Возникает несоответствие твоих возможностей и реальной задачи. Возможности превышают задачу и разрывают ее. Я знаю этот эффект. Теперь я вырвал себя из череды героев и встал на путь, если можно так сказать, фантазирования. Я стал классическим демиургом, сотворяющим эти образы.

Меня там нет, среди этих образов, или почти нет. — Ваше имя непременно присутствует в десятке самых продаваемых писателей — из числа серьезных авторов, представляющих неразвальную, как вы сказали, литературу. Это Юрий Поляков, Виктор Ерофеев, Татьяна Толстая, Виктор Пелевин, Михаил Веллер, тот же Лимонов, Людмила Улицкая Как вы относитесь к своим «соседям» по литературному Олимпу?

— Достаточно индифферентно. Я не литературный человек — я не кокетничаю, говоря это.

Все свои сознательные годы провел вне литературной среды или почти вне ее. Конечно, я гнался за успехом, я переживал поражения. Мы состязались в среде своих литературных сверстников.

— Были те, с кем вы соревновались? — В ту пору, в советскую, это, пожалуй, был Владимир Маканин, с которым меня сначала связывала дружба, потом наступило охлаждение.

Был момент, когда меня загнали в катакомбы, а его вознесли к вершинам славы. И, конечно, я следил за его судьбой, за его поведением — и политическим, и литературным, и за его поведением по отношению ко мне. Он был человеком, с которым я сверял свой успех. Не эстетику, а успех.

В нынешней среде я не чувствую конкурентов. Не потому, что всех обогнал, не подумайте, — просто я не чувствую духа состязательности. Наверное, в том числе и потому, что писательство не исчерпывает всех форм моей деятельности. — И вы не обижаетесь на нападки своих коллег? Недавно писатель Дмитрий Быков назвал ваш роман «Политолог» рвотой, при этом, правда, признав, что вы безусловно талантливы. — Быков очень живой, пылкий. Он подобен комете: летает, ударяется о стены, прожигает что-то, падает.

Ярчайший человек. — При этом обладает чудовищной работоспособностью.

Пишет колонки в пять газет и три журнала, долгое время вел телепрограмму и радиопрограмму, издает по несколько книг в год. Мы вот сейчас с вами разговариваем, а он где-то пьет вино со странными личностями, но одновременно с этим неведомым образом пишутся его романы, статьи.

Я затрудняюсь сказать, сколько в реальности Быковых существует. — Стадо быков. — З.П.) — Я задам пошлый вопрос: вы ощущаете себя классиком, большим человеком в русской литературе?

— Нет, не ощущаю. Я не ощущаю себя ни большим человеком в русской литературе, ни вообще большим человеком.

Я ощущаю странность того факта, что я вообще человек. Что мое «я» загнано в эту человекоподобную плоть, в эту тварность, и этой тварности кто-то придал, помимо иных функций, умение создавать образы, умение создавать литературный текст. Мне, слава Богу, не присуще ни самодовольство, ни преувеличение своих возможностей. Я не выставляю никакого рейтинга ни себе, ни окружающим. — А рейтинг ваших любимых книг — из числа написанных вами — существует? Или это всегда тот роман, что создан последним?

— Конечно, я люблю свою первую книжку «Иду в путь мой». Она такая святая книжка младенческая, целомудренная: молоко, брусничный сок Я тогда переживал мистические, очень высокие откровения.

А потом были периоды помрачения, были иллюзии, но, конечно же, я очень дорожу своим последним периодом — начиная с романа «Последний солдат Империи». Это была новая эстетика — я, наконец, прорвался сквозь несвободу к тем, находящимся во мне самом и в культуре, технологиям и методикам, которые позволили мне сложиться в нового художника.

Я не знаю, как назвать эту эстетику: скажем, магический реализм. Мне открылись преисподняя, босхианские, странные, упоительные кошмары, писать которые и сладостно, и страшно одновременно. «Последний солдат Империи», «Господин Гексоген», «Крейсерова соната», «Политолог» и выходящий сейчас роман «Теплоход «Иосиф Бродский'» — пять романов.

— Я знаю, что упомянутый вами «Господин Гексоген» был переведен в Китае — Да. Вот у меня стоит диплом, где «Господин Гексоген» назван лучшим зарубежным романом года, переведенным в Китае. Это вторая, кстати, моя книга, переведенная на китайский, — ранее они перевели «Дворец». Его, кстати, собирался экранизировать Карен Шахназаров. — В советское время ваши книги переводили? — Видите ли, в советское время я был певцом государственной идеи, меня называли «Соловей Генштаба». И меня во все справочники внесли как некое исчадие ада.

Если моих друзей, скажем, Анатолия Кима, представляли как эстетов, то я был просто мракобесом. Меня не рекомендовали к переводам, была блокада. Но тем не менее и через нее удавалось прорываться. «Вечный город» был переведен в Болгарии, в Чехии, в Германии. «Дерево в центре Кабула» переводили на английский, на ирландский, на голландский.

— Сейчас романа «Дерево в центре Кабула» уже нет, как я понимаю. Есть «Сон о Кабуле» — новый, расширенный вариант старого романа. — Да, я захотел перевести его в нынешнее время, посмотреть на все глазами состарившегося героя, что и сделал.

Не знаю, продуктивно это или нет. «Дерево в центре Кабула» — это часть романа «Сон о Кабуле». — И подобное произошло с несколькими текстами.

Появились новые варианты романов «Последний солдат Империи», «Африканист», «В островах охотник». Роман «И вот приходит ветер» превратился в качественно новый «Контрас на глиняных ногах». Зачем вы это делаете? — Была такая задача. Почему-то захотелось продлить жизнь этих романов. Жалко было расставаться с ними.

— Мне кажется, возможно некое изменение в атмосферах, и все ваши прежние книги тоже станут востребованными. — Трудно сказать. Иногда я думаю, что этого не случится. Вот модернизация и была желанием спроектировать старые тексты в новую реальность. Но как знать, как знать. В определенный момент на всю позднесоветскую литературу было наложено эмбарго, ее поместили в футляр.

И некоторое время этот чехол был закрыт. Но, возможно, футляр захотят открыть, чтобы посмотреть, кто там лежит — обычный покойник или четвертованный — Да они с литературной точки зрения просто замечательны — ваши книги семидесятых — первой половины восьмидесятых годов. — Либо мои романы будут свидетельствовать о времени — и за счет этого свидетельства будут излучать новую красоту, либо в них, как вы говорите, скрыты непреложные, априорные достоинства. Я не могу ответить на этот вопрос. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы они вернулись.

— А пока вы безжалостно извлекаете куски из старых романов и украшаете новые. Я находил целые главы из романа «Время полдень» в романе «Последний солдат Империи». — Я это делаю.

Я не хочу, чтобы они умерли. — Вы же рвете их на части! — Новая эстетика: римейки.

— Последний ваш роман, написанный в реалистической манере, «Надпись», 2005 года. (Наряду с «Местом действия» и «Дворцом» это любимейшая моя книга.) Будут еще романы реалистические, после «Надписи»?

И почему, выбрав этот жуткий, босхианский стиль, вы все-таки решили написать такой пронзительный, ясный роман, как «Надпись»? — Жуткая эстетика, колесо образов, что присутствуют в «Последнем солдате Империи», «Господине Гексогене» и так далее — все это замечательно подходит для описания сегодняшней кафкианской реальности, но совершенно не годится для описания сокровенного, святого, драгоценного.

С помощью этой эстетики не пишут бабушку, или маму, или ребенка. Поэтому копился во мне нереализованный опыт. И этот опыт я восполнил «Надписью», романом, написанным в классическом стиле. Хотя и в «Надписи» достаточно много новаций. — Однажды я общался с вашим сыном. И с удивлением узнал, что он почти не читал книг отца. — Я отвечаю ему тем же — я очень мало его книг читаю.

— Я читал, что ваша мама собирала все ваши книги — у нее были любимые? — Нет, конечно. Она просто коллекционировала. Смотрела на эти книги как на продолжение своего сына. — Внешний вид книги — это важно для вас? — Очень важно. Я эстет и даже какой-то шизофреник в этом смысле.

У меня есть любимое издание «Крейсеровой сонаты». Этот роман вышел одновременно большим тиражом — в издательстве «Ад Маргинем» — и малым, в 500 экземпляров, очень дорогим и красивым, в котором я использовал свои лубки — мистические, яркие картинки. — В романе «Политолог» в одном из героев по фамилии Дышлов легко узнается Геннадий Зюганов. И получился он, прямо скажем, весьма жалким, а порой и мерзким.

А ведь в свое время вы славили его в своих газетных передовицах в качестве вождя оппозиции. Потом, видимо, пришло разочарование. Как складываются сейчас ваши отношения с Зюгановым? — Наши отношения никак не складываются. Мы не общаемся. У нас не было никакого объяснения.

Я по-прежнему не хочу говорить, что Дышлов — это Зюганов, это нечто литературное, хотя все достаточно прозрачно. В романе я пытаюсь изобразить коллизию, которая по существу привела партию к катастрофе, вырождению ее, проигрышу на последних выборах. Она не должна была проиграть на последних выборах. У нее был ресурс, в том числе организационный, финансовый. И то, что партия проиграла, — я считаю, это вина руководства, самого Зюганова.

Я не имел права судить дела партии на протяжении всех предшествующих лет — и в 93-м, и 96-м. Но это переполнило чашу моего терпения. — Он вам руку подаст, если вы встретитесь случайно? — А мы встречаемся, подаем руки. Зюганов же такой человек, очень пластичный, мягкий. Он не признал себя.

Там, в «Политологе», кто-то другой, малосимпатичный. А он такой симпатичный, волевой. — Ксения Собчак под разными именами присутствует уже в двух ваших романах — «Политолог» и «Теплоход «Иосиф Бродский'». Откуда такой интерес? — Эстетика моих романов связана с раздражающими образами, которые явлены нам тем же глянцем или телеэкраном.

Это не реальные люди, которые ворвались в вашу судьбу и стали вашими друзьями, врагами или любовницами, — это фантомы, куда перемещается сейчас сознание современного человека. Среди этих фантомов молодая собчачка — достаточно раздражающий, эпатирующий элемент. Она сама к себе вызывает внимание, она требует, чтобы ею занимались. Она — в этом смысле — выгодная цель. Естественно, с одной стороны, она меня чрезвычайно раздражает, потому что выпадает из ряда моих представлений о женщине, о возлюбленной, о красоте вообще. А с другой стороны, она столь импульсивна, столь коррелирует со всеми остальными персонажами, что не может не становиться прототипом. Когда она на всю Россию заявила, что выходит замуж, причем — нарочито богато, ярко; что она намерена свадебное путешествие осуществить на теплоходе, который идет из Москвы в Петербург по этим водам, рекам, каналам, озерам, и собрать на этот пароход весь бомонд, развлекая его, кормя всевозможными усладами, — все это само по себе стало метафорой.

Плывет некий корабль, такой мистический ковчег, который собрал всю жуть современной жизни, всех этих блистательных чудовищ. Он плывет по России, в которой умирают брошенные старики, плачут дети, совершаются террористические акты, горят села, опустошаются пространства. Это увлекательный, метафорический сюжет, чем я и воспользовался. — Картина печальная Способна ли Россия выйти из кризиса? — Я сегодня одержим, может быть, иллюзиями, а может быть, прозрениями. На мой взгляд, в России после долгих лет наконец наметился некий важный государственный субъект.

Среди катастрофы, среди упадка, среди деградации, среди ужасных тенденций возникло нечто новое, загадочно-странное. На смену четырем возникавшим здесь Империям (первая — Киевская Русь, вторая — Московское царство, третья — Петровско-Романовская, четвертая — Сталинский проект) — стала возникать Пятая.

В нашем Вифлееме народился таинственный пятый младенец, еще никем не виданный. О его рождении оповестили волхвы. В разных углах нашего мира возникло странное возбуждение, предчувствие.

Наряду с проклятьями, с унынием, со слезами возникли новые звуки, новые тихие настроения. И этот проект Пятой Империи — так я его называю — я хочу его увидеть, я хочу его зафиксировать.

Я хочу внести его в такое поле, где его можно было бы лелеять и осмысливать. — Давайте все-таки расставим акценты. Пятая Империя — это еще не ведомое чудо или уже явный проект? — И то и другое.

Я все перевожу в религиозную, метафизическую сферу, и это позволяет свободно оперировать этими явлениями. Я предчувствую его. Как предчувствовали революцию поэты.

Как ее предчувствовал Блок. Этот проект не путинский, он не возник в недрах власти, он не возник во дворце царя Ирода. Он вообще неизвестно где возник, возможно, в тайном, малом, кротком предместье, околотке. Но то, что он зарождается, — это факт.

Зарождается централизм, зарождается большая управляемость страной, большая потребность в этой управляемости. Происходит медленная концентрация ресурсов. В России появляются зачатки суверенитета, совершенно потерянные ею при Ельцине.

Это чаянье отмечено в культуре. Сильна так называемая имперская волна в литературе. Если раньше она была волной воспоминаний о красной Империи, сейчас она связана с предчувствием чего-то нового. Поэтому я хочу посвятить остаток своих сил вскармливанию этого младенца. — Если этот проект не путинский и, по-видимому, не медведевский, то чей тогда? — Лидера пока нет. Появление лидера уже является переводом на новый пассионарный уровень.

— Найдется ли место в Пятой Империи героям ваших романов, в том числе тем, кого вы описываете с явным омерзением? — Если правильно сформулировать смысл Пятой Империи, в ней должны соединиться четыре предыдущие Империи. В нее должны спикировать под разным углом все носители смыслов. Основная задача Пятой Империи — огромный синтез.

Это не узкореспубликанский проект, это целая галактика. Она вмещает различные этажи, сети, различные уровни гармонии. Я полагаю, что в этом проекте будет место самым разным силам. И левым, и правым. И православные будут там, и исламские фундаменталисты. Пусть там найдется место синагоге и крупному бизнесу.

— И, я повторюсь, туда попадут даже те люди, которых вы откровенно демонизировали? — Странная вещь произошла. Видимо, потому что весь этот мир был уже мною описан — я потерял к нему интерес и страсть.

Исчезла ненависть. Это тоже некая израсходованность. Поэтому я не исключаю, что в ареопаге этих новых империалистов будут опытные владельцы нынешных корпораций. Как красные использовали весь потенциал романовской империи, так будет строиться и Пятая Империя.

— Но есть люди, которым там просто дела нельзя будет найти. Скажем, какой-нибудь Сванидзе.

Чем его занять? — Ну, есть же зоопарки. — На этой оптимистичной ноте Спасибо!

Проханов родился 26 февраля 1938 года в Тбилиси. Предки Проханова, молокане, были высланы в Закавказье во времена Екатерины II. В 1960 году Проханов окончил Московский авиационный институт, работал инженером НИИ. На последнем курсе вуза стал писать стихи и прозу. В 1962—1964 гг. Работал лесничим в Карелии, водил туристов в Хибины, принимал участие в геологической партии в Туве.

В эти годы Проханов открыл для себя А. Платонова, увлёкся В. С 1970 года работал корреспондентом газет «Литературная газета» в Афганистане, Никарагуа, Камбодже, Анголе и в других местах. Проханов первый в 1969 году описал в своём репортаже события на острове Даманский во время советско-китайского пограничного конфликта. В 1972 году Проханов становится членом СП СССР. С 1986 года активно публикуется в журналах «Молодая гвардия», «Наш современник», а также в «Литературной газете». С 1989 по 1991 год Проханов работает главным редактором журнала «Советская литература».

В декабре 1990 он создаёт свою газету «День», где также становится главным редактором. В 1991 году, во время выборов президента РСФСР Проханов был доверенным лицом кандидата генерала Альберта Макашова. Во время августовского путча Проханов поддерживает ГКЧП.

В сентябре 1993 года выступил в своей газете против антиконституционных действий Ельцина, называя их государственным переворотом, и поддержал ВС РФ. После танкового расстрела парламента газета «День» была запрещена Министерством юстиции. Редакция газеты подверглась разгрому ОМОНом, ее сотрудники были избиты, имущество и архивы были уничтожены.

Два номера уже запрещённой к тому моменту газеты были подпольно напечатаны в Минске как специальные выпуски коммунистической газеты «Мы и время». В ноябре 1993 года Проханов регистрирует новую газету — «Завтра» и становится её главным редактором. На президентских выборах 1996 года Проханов поддерживает кандидатуру кандидата от КПРФ Геннадия Зюганова, в 1997 году становится соучредителем Агентства патриотической информации.

Дважды — в 1997 и 1999 годах подвергался нападениям неизвестных. В 2002 году роман Проханова «Господин Гексоген», где он художественно отображает версию о вине российских спецслужб во взрывах жилых домов в России в 1999 году, получает премию «Национальный бестселлер». Увлекается рисованием в стиле примитивизма. Коллекционирует бабочек (в коллекции более 3 тыс.

Женат, имеет двух сыновей и дочь. Награждён государственными наградами СССР. Журналистская деятельность С конца 1960-х Проханов в качестве специального корреспондента «Литературной газеты» посетил различные «горячие» точки в странах Латинской Америки, Анголе, Мозамбике, Кампучии, Эфиопии, Афганистане и др. В своих многочисленных очерках и репортажах Проханов описывал события, свидетелем которых он стал. В декабре 1990 года Проханов выступил основателем и стал главным редактором еженедельной газеты «День», имевшей подзаголовок «Газета духовной оппозиции». 15 июля 1991 года газета опубликовала «антиперестроечное» обращение «Слово к народу». Газета стала одним из самых радикальных оппозиционных изданий России начала 1990-х и регулярно выходила до октябрьских событий 1993 года, после чего была закрыта властями.

Однако 5 ноября 1993 года зять писателя А. А. Худорожков учредил и зарегистрировал газету «Завтра», главным редактором которой стал Проханов. Ряд организаций обвиняют газету в публикации материалов антисемитского характера. Литературная деятельность Ранняя проза Первые рассказы и очерки публиковались в «Литературной России», «Кругозоре», «Олене», «Семье и школе», «Сельской молодёжи». Особо успешным стал рассказ «Свадьба» (1967). Во второй половине 1960-х очерки и репортажи Проханова привлекают внимание читателей в СССР. Первая книга Проханова «Иду в путь мой» (1971) вышла с предисловием Юрия Трифонова: «Тема России, народа русского для Проханова не дань моде и не выгодное предприятие, а часть души.

Прозе молодого писателя присуща большая искренность». Сборник «Иду в путь мой» изображает русскую деревню с её обрядами, старомодной этикой, самобытными характерами и пейзажами.

В 1972 Проханов издал очерковую книгу «Неопалимый цвет», о проблемах советской деревни. В том же году при содействии Ю. В. Трифонова Проханова принимают в Союз писателей СССР.

С 1985 Проханов — секретарь Союза писателей РСФСР. В начале 1970-х Проханов опубликовал ряд рассказов: «Жестяная птица», «Красный сок на снегу», «Двое», «Стан 1220», «Машинист транссибирской» (все — 1974), «Огненная купель» (1975) и др. В 1974 вышел второй сборник повестей и рассказов «Желтеет трава». Основой первого романа «Кочующая роза» (1975), имеющего полуочерковый характер, стали впечатления писателя от поездок по Сибири, Дальнему Востоку и Средней Азии.

В этом и в трёх последующих романах — «Время полдень» (1977), «Место действия» (1979) и «Вечный город» (1981) Проханов обращается к актуальным проблемам советского общества. «Горящие Сады» С начала 1980-х писатель начинает работать в жанре военно-политического романа, материалом для новых произведений служат его многочисленные командировки.

Книгу Дерево В Центре Кабула Читать

Романы-путешествия «Дерево в центре Кабула», «В островах охотник» «Африканист», «И вот приходит ветер» образуют тетралогию «Горящие сады», созданную по следам событий и характеризующуюся напряжённым развитием сюжета. Афганистан Позднее Проханов вновь обращается к афганской теме. Главным героем романа «Рисунки баталиста» (1986) является художник Веретенов, который по заданию редакции отправляется в Афганистан с тем, чтобы сделать серию рисунков советских солдат, и которому хочется увидеть сына-военнослужащего. В романе «Шестьсот лет после битвы» (1988) рассказывается о демобилизованных солдатах, служивших в Афганистане. «Семикнижие» «Семикнижие» Александра Проханова — серия романов, главный герой которых — генерал Белосельцев, обладающий уникальным опытом видения и созерцания. Название «Семикнижие» отсылает к Пятикнижию, Шестопсалмию и Четвероевангелию.

В «Семикнижие» входят романы:. Сон о Кабуле. И вот приходит ветер.

В островах охотник. Африканист. Последний солдат империи. Красно-коричневый. Господин Гексоген Господин Гексоген «Господин Гексоген» (2001) привлёк внимание критиков и общественности.

В романе рассказывается о заговоре спецслужб, олигархов и политиков разных направлений. Целью заговора является смена власти в стране путём её передачи от дряхлого Истукана молодому Избраннику. Заговорщики используют убийства, кремлёвские интриги, взрывы домов, провокации и т. п.

За роман «Господин Гексоген» 31 мая 2002 года писателю была вручена литературная премия «Национальный бестселлер». Малая проза В 1970-90-е он создаёт несколько заметных рассказов и новелл: «Полина» (1976), «Незримая пшеница», «По лунному лучу», «Снег и уголь» (все — 1977), «Седой солдат» (1985), «Оружейник» (1986), «Караван», «Родненький», «Мусульманская свадьба», «Кандагарская застава» (все — 1989) и повестей: «Адмирал» (1983), «Светлей лазури» (1986), «Знак Девы» (1990) и др. За рассказ «Мусульманская свадьба» (как лучший рассказ года) Проханов получил премию им.

В 1989—1990 годах Проханов — главный редактор журнала «Советская литература», выходившего на 9 языках и распространявшегося более чем в 100 странах мира. Стиль Проханова часто считают оригинальным, колоритным, подчёркнуто индивидуальным. Язык Проханова, как полагают многие критики, изобилует яркими метафорами, оригинальными, цветистыми эпитетами, персонажи выписаны выпукло, наглядно, с обилием деталей, само описание имеет ярко выраженную эмоциональную и даже страстную окраску, чётко прослеживается отношение автора к тому или иному персонажу.

Однако по мнению немецкого слависта Вольфганга Казака, для произведений Проханова характерна «банальная, слащавая манера письма, основанная на бесстыдной лжи и перенасыщенная дешёвыми украша­ющими эпитетами». Определённо реалистичные действия и события соседствуют с вещами совершенно фантастического толка (в романе «Господин Гексоген» один из олигархов (возможно, схожий с Березовским), попав под капельницу в больнице, истаивает и исчезает в воздухе; Избранник (возможно, схожий с Путиным), попросившись управлять самолётом наедине в пилотской кабине, исчезает, превратившись в радугу). Ярко прослеживается симпатия к христианству, России и всему русскому, неодобрение к капитализму.

Награды. орден Красного Знамени.

Книгу Дерево В Центре Кабула Купить

орден Трудового Красного Знамени (1984). орден «Знак Почета». орден Красной Звезды. премия Ленинского комсомола (1982) — за роман «Дерево в центре Кабула». премия имени К.

Книгу Дерево В Центре Кабула Скачать

Федина (1980). Золотая медаль имени А. Фадеева (1987). премия МО СССР (1988).

премии журналов «Знамя» (1984), «НС» (1990, 1998). Международная Шолоховская премия (1998). медаль «Защитнику Приднестровья». премия «Честь имею» (2001). Бунинская премия (2009) —за подшивку передовиц газеты «Завтра» за 2008 год и сборник «Симфонии Пятой империи». 23 марта 2010 года в номинации «Лучший главный редактор/издатель общественно-политического средства массовой информации» награждён премией «Власть № 4» учреждённой Институтом общественного проектирования и «Клубом 4 ноября» (как главный редактор газеты «Завтра»). Работа на радио и телевидении.

С 2007 года по настоящее время: постоянный гость радиопередачи «Особое мнение» на радиостанции «Эхо Москвы» (по средам в 19.05). С сентября 2009 на радиостанции Русская Служба Новостей по понедельникам в 21.05 выходит передача «Солдат Империи». Один из постоянных участников телевизионных ток-шоу Владимира Соловьёва «К барьеру!» (2003—2009 гг.) и «Поединок» (с 2010 г.). Книги На русском языке Зарубежные издания Альбомы живописи. — Сборник работ в стиле русского лубка (подарочное издание, в открытую продажу не поступало) Театральные постановки произведений. 1984 — Иду в путь мой — По роману «Дерево в центре Кабула»; СССР, Чечено-Ингушский драматический театр; драм. А.Проханов, Л.Герчиков, пост.

Р.Хакишев, худ. М.Солцаев; гастроли: Москва — 1984, сцена МХАТ на Тверском бульваре, Ленинград — 1986 Кинофильмы/Экранизации. 1972 — Отчизна — Автор сценария, в соавторстве с В.Комиссаржевским; СССР, Центрнаучфильм, реж.

А.Косачёв, В.Капитановский, С.Прошин, Ф.Фролов. 1983 — Место действия — По мотивам одноим. Романа; СССР, Ленфильм, реж. А.Граник, сцен. Р.Тюрин.

1988 — Шурави — Автор сценария, в соавторстве с С.Ниловым; СССР, Мосфильм, реж. С.Нилов. 1988 — За всё заплачено — Автор сценария, в соавторстве с А.Салтыковым (по мотивам одноим. Повести А.Смирнова); СССР, ТО «Экран», реж. А.Салтыков. 1991 — Ущелье духов — Автор сценария, в соавторстве с С.Ниловым; СССР, Мосфильм — Туркменфильм, реж.

С.Нилов. 2010 — Охотники за караванами — По мотивам повести «Охотник за караванами» и рассказа «Мусульманская свадьба»; Россия, ГК «Star Media», реж. С.Чекалов, сцен.